– Оливия? – Голос Дейла отвлекает ее от мыслей. – Нужно позвать маму или Уэзли. Тебе нельзя сейчас быть одной.

– Я справлюсь. – Она хочет взять бумажное полотенце, чтобы высморкаться. Ее голос звучит тяжело и странно, словно все ее эмоции спрятаны внутри. Ей нельзя сломаться. Во всяком случае, перед ними.

– Мама сможет попозже довезти тебя до участка? Нужно официально оформить твои показания.

– П-п… почему я должна это сделать?

– Просто таков порядок. – Дейл говорит очень мягко. – Потому что ты видела его живым одной из последних.

– А сейчас я не могу это сделать?

– Конечно, можешь, если у тебя есть силы.

При одной только мысли, что нужно прийти в полицейский участок, ее начинает мутить. Оливия садится. Дейл достает ноутбук и задает несколько вопросов о ее визите к Ральфу. Она отвечает, при этом так сильно сжимая полотенце, что ладони становятся влажными.

– В чем была суть вашего спора? Что он плохо следил за собой? – спрашивает Дейл. По его лицу пробегает тень. Может, подозрение? Или недоверие?

– Да, я уже говорила. – Ее одолевает раздражение; хочется, чтобы они ушли и оставили ее в покое.

– Можешь вспомнить еще что-нибудь? У тебя есть предположения, кто мог ударить Ральфа? Были ли у него какие-то проблемы? Долги?

Он покуривал «травку», иногда глотал таблетку-другую, это Оливия знала, но чувствовала, что сейчас рассказать об этом полиции значило бы предать его…

– Честно, я ничего не знаю.

Дейл встает, молодой сержант следует его примеру. Слава богу, наконец-то они уходят.

– Спасибо, что уделила нам время.

Она провожает их до двери. Уже переступив порог, Дейл поворачивается и говорит:

– Пожалуйста, позвони мне, если что-то вспомнишь. Даже какую-нибудь мелочь.

…Только закрыв за ними дверь, Оливия начинает рыдать.

Она идет по двору, чувствует себя опустошенной. Все мысли только про Ральфа, Салли, Тамзин и Кэти.

Из конюшен доносятся звуки «Радио-2», и она застывает на месте. Играет песня «Пиксиз»[14] «Где мой разум?». Это одна из любимых песен Салли, она постоянно ее включала. Оливия стоит около конюшен и слушает песню с комком в горле. Как странно, что ее исполняют именно сегодня, ровно через двадцать лет после аварии… Оливия очень давно не слышала ее. Она мысленно переносится назад, в прошлое. Им по четырнадцать, они в спальне у Салли, подруга ставит пластинку. Когда ее касается игла, проигрыватель шипит, звучит вступление на гитаре. Салли могла слушать ее много раз подряд. Оливия прикрывает глаза, и в памяти всплывают тысячи мелочей. Она чувствует запах крошечных безе, которые мама Салли обычно покупала в «Теско» – они ели их прямо из пластиковой коробочки, – сладкий вкус лимонада «Доктор Пеппер» на губах, голубой лак для ногтей, черно-белый плакат с Куртом Кобейном на стене. Она четко видит Салли в вытертых черных джинсах, любимой клетчатой рубашке, кожаных браслетах высоко на руке. Ее первая лучшая подруга. И последняя.

Салли не хотела, чтобы она встречалась с Уэзли. Их первая в жизни небольшая размолвка была вызвана именно этим.

– …Но ведь он отвратительный, – заявила она, когда Оливия первый раз поделилась с ней своими чувствами. Они сидели у Салли в комнате. Оливия сразу же примчалась к ней, чтобы все рассказать, как только Уэзли пригласил ее на свидание.

– Он забавный, общительный и очаровательный, – спорила она.

– Может, он и был таким в школе, но стал очень странный, – настаивала Салли, вызывая у Оливии раздражение. Конечно, думала она, Салли с ее внешностью легко завоевать любого. На нее же впервые обратил внимание такой, как Уэзли, и она никогда не откажет ему. – Ты же помнишь, как он меня преследовал?

Конечно, Оливия помнила. Когда год назад Салли сказала ей, что Уэзли не дает ей проходу, она умирала от ревности. Он забрасывал ее любовными записками, розами… Оливия находила это великолепным, но Салли совсем не радовалась. После того как Уэзли прислал ей гору плюшевых мишек с текстом «Друзья навеки», она пригрозила обратиться в полицию, если это и дальше будет продолжаться. Оливия считала, что это уж слишком. Уэзли просто сходил по ней с ума, в этом все дело. Она мечтала, чтобы кто-нибудь так добивался ее внимания.

Уэзли в конце концов отстал. Однажды вечером, в «Вороне», Оливия с ним разговорилась, и он попросил номер ее телефона. Она чуть не лопнула от счастья, хотя, конечно, напомнила ему про ухаживания за Салли. Уэзли посмеялся над собой, при этом покраснел, все-таки испытав неловкость; сказал, что был полным идиотом, думал, что он нравится Салли и ей приятно, что за ней ухаживают.

– Я неправильно толковал ее поведение, – пояснил он, опустив синие глаза. Оливия же думала только о том, как трудно удержаться, чтобы не поцеловать его, обнять и не отпускать от себя никогда.

Отношения между Уэзли и Салли продолжали оставаться напряженными, поэтому Оливия встречалась с подругами отдельно, а субботний вечер принадлежал только ей и Уэзли. Но спустя месяц произошла авария и все ее в жизни изменилось…

– Где ты ходишь? Надо почистить Рокси и Сабрину.

Оливия подпрыгивает от неожиданности, услышав голос матери. Понимает, что стоит около конюшни, держится за дверную ручку и раскачивается, закрыв глаза. Мать может решить, что она наглоталась чего-то. Оливия распрямляет плечи.

– Мам, случилась ужасная вещь.

Нетерпеливое выражение на лице матери сменяет страх.

– Что?

– Ночью нашли убитым Ральфа Миддлтона.

На мгновение мать застывает. Даже не мигает. Оливии кажется, что она просто не услышала ее.

– Мама?

– Я… как? – Мама как будто возвращалась в действительность. До них доносится тихий голос диджея по «Радио-2». Мать пытается распахнуть вельветовый воротник плаща, как будто он душит ее. Оливия понимает, что она сейчас чувствует.

– Травма головы. Они думают… подозревают, что его убили.

– Господи, когда?

– Прошлой ночью. Они не назвали время.

Порыв ветра несет по двору пучки сена, они скользят по бетону. Мать делает шаг к ним, потом обратно к Оливии – и обнимает ее, что бывает крайне редко.

– Бедный Ральф… Я знаю, что ты любила его. Я его мало знала, но всегда сочувствовала ему – живет один, в вагончике… С ним всегда было связано что-то печальное.

Эти слова вызывают у Оливии новый приступ слез.

– Сегодня и без того тяжелый день, – говорит мать. – Годовщина эта… Все чувства выплескиваются наружу…

Оливия вздыхает и собирается уйти. Когда она поднимает глаза, то читает на лице матери горе. Или вину.

22

Дженна

В свете дня лес выглядит менее угрожающим: тусклое зимнее солнце пробивается сквозь кроны деревьев, отражаясь